Бледная нить дороги петляла между непривычно темными громадами вековых деревьев, зарослями кустарника, что выскакивали на дорогу, словно головорезы, провалами оврагов. Темнота вокруг как бы подсказывала Тину, что он шел без остановки весь день, а постоянная ноющая боль и слабость в ногах могли бы добавить, что это слишком много для него. Тем не менее, Тиндомэль боялся остановиться, не встретив признаков цивилизации: его отец упомянул, что в любом поселении лекаря примут и приютят безо всякого золота, но, как выяснил Тин, это любое поселение еще отыскать надо. Обычно эльф всегда пребывал больше в себе, чем в окружающем мире, но сейчас полностью обратился в слух: весенний беспокойный ветер скользил между ветвями деревьев, зарывался в груды перепрелых  прошлогодних листьев, какие-то ночные птицы скупо перекликались друг с другом резкими голосами… Все это наполняло прохладный ночной воздух постоянным трепещущим гулом, в котором Тиндомэлю постоянно мерещились всякие страсти, начиная от воплей мракобесов, заканчивая заунывными руладами глотки загрызня. Дыхание Тина почти замерло у него на устах, он старался ступать как можно более бесшумно. Через каждые двадцать шагов он непроизвольно оборачивался, и, хотя позади себя видел все тот же светлеющий хвостик обратной дороги, с каждым разом ему становилось все больше не по себе. К тому времени, как Тиндомэлю уже начало было казаться, что он уже проходил мимо вон того выворотня и вот этого поваленного дерева, а значит, сбился с пути и ходит кругами, как он услышал какой-то новый звук. На миг приостановившись и вслушавшись, Тин различил человеческий голос, несвязный и надрывный, словно его обладатель был ранен и звал на помощь из последних сил… Юный эльф с облегчением перевел дух: когда кто-то находится в еще более отчаянном положении, чем ты, гораздо легче взять себя в руки. Он поспешил вперед, постепенно ускоряя шаг, хотя уставшие ноги были ой как не согласны с таким решением, попутно перебирал в уме все варианты тяжелейших ран и болезней, какие он успел выучить. Голос стал громче, он уводил в сторону от дороги, оставаясь по-прежнему бессвязным и смазанным. Вскоре юный лекарь почувствовал запах дыма, впереди на деревья легли отсветы пламени костра. Тин вышел на стоянку лагеря: небольшой запущенный костер почти догорал, вокруг него расположились пять лежаков, на четырех из которых громоздились сумки, а на пятом лицом вниз лежал человек. Его несвязная речь укладывалась бы в нехитрый мотив весянской песни, если бы периодически не прерывалась всхлипами, кашлем и стонами. Тин единым прыжком преодолел расстояние в пару метров, что разделяло его и «пациента». Привычным движением коснувшись сонной артерии и удовлетворившись, что страшной опасности для жизни этого человека нет, он быстро перевернул его на спину… в следующий миг отшатнувшись от потока отборной ругани на трольем языке и волны кислого проспиртованного воздуха:
- Дхыр дгырыз! Да какого зеленого лешего, Репа, вагурц бгырызный! Да я тебя, гшыхатого гуся… к упырям на потеху… да-а-а-а-леко, в кра-а-а-а-ю родно-о-о-м!!
Переход от ненависти к порыву братской дружбы у «раненого»  был столь резок, что у Тиндомэля напрочь выскочило из головы, кто тут лекарь, кто пациент и кому именно из них двоих сейчас плохо. Спасительной искоркой в разуме эльфа мелькнула мысль, что этот человек отравлен и сейчас бредит.
Ему надо пить, как можно больше пить! Еще лучше дать ему проглотить пару листьев чемерицы, тогда его очистит гораздо лучше и быстрее…
Тин вышел из ступора и быстро стянул с плеч свою сумку. Через пару секунд перед эльфом стала небольшая проблема: из глотки «раненого» мужика неудержимо рвалась песня, не давая ни шанса проникнуть туда чему-либо еще. Тин истратил минуту на убеждения, еще две на попытки насильно прервать концерт по заявкам мракобесов, а затем эльф еще секунд тридцать кашлял после удара локтем в живот. Впрочем, воду из фляги при этом не пролил и даже не растерял листья чемерицы. Когда он уже решился на новую попытку по спасению, над поляной резко и четко прозвучали насмешливые слова:
- Какого гхыра здесь творится?
Тин замер, а прежде чем он успел обернуться, услышал ответ с противоположной стороны лагеря:
- Потеха, старшой! Я уже пять минут за этим глиббхом жрыбатым смотрю, ухохатываюсь! Он Нюхача лечить пытается – раненый, дескать!
Из темноты показались трое мужиков: все в лохмотьях, у всех бороды до середины груди, волосы свалялись так что лиц не видно, зато пояса на всех троих новые, и на них ножны с короткими мечами… Последние как-то сами собой прыгнули хозяевам в ладони, а те неспешно встали так, чтобы эльфу драпать было особо некуда. Из-за деревьев показался еще один, тот самый, что уже долгое время наблюдал за Тиндомэлем. У него в руках был лук, стрела лениво лежала на тетиве. Улыбка на заросшем лице у этого человека была даже не насмешливая, а просто снисходительная.
- Деньги есть? – просто поинтересовался главный, небрежно поигрывая мечом в ладони.
Тиндомэль кое-как отыскал сбежавший голос и столь же просто ответил:
-Нет, они мне не нужны.
Мужик справа от Тина задумчиво крякнул, лучник тонко и мерзко захихикал. Старший оборванец перехватил рукоять меча поудобнее и протянул, подходя ближе к Тиндомэлю:
- Тогда и ты на гхыр не нужен…

Тин уже давно не понимал, что творится вокруг. В голове внезапно заметались воспоминания о днях в Граде, где все точно так же было иначе, чем он хотел, как планировал, как должно было быть!
Эти люди, как ранее и собственные сородичи, не понимают моих слов и не поймут, по-прежнему ничего не могу сделать, беспомощен и сейчас умру…
Мысль о том, что происходящее неправильно, что так быть не должно, обездвижила и сдавила его, как огромный удав, причиняя почти физические страдания; эльфа трясло, но не от страха, как было бы уместно в сложившейся непростой и дикой ситуации. Тиндомэль судорожно схватился за руку, тисками сжимающую воротник его рубашки, одержимый только одним безумным желанием:
Остановить все это, прервать, прекратить сейчас же!
Хватка у горла эльфа резко и внезапно ослабела, а гора, заслонившая ему свет костра, стала стремительно проседать… по крайне мере, так на миг  померещилось Тиндомэлю. Разбойничий лагерь на пару мгновений погрузился в полнейшую тишину, ровно на столько, сколько потребовалось телу главаря, чтобы осесть на землю и неспешно распрямиться в неестественной позе. Затем жутко, с волчьим подвыванием, зевнул во сне пьяный разбойник. Лучник тонко завизжал по-заячьи, не целясь, пустил стрелу куда-то в костер и бросился бежать. Двое оставшихся головорезов кинулись следом с некоторым отставанием, чертыхаясь и одновременно истово молясь всем богам сразу. Полуживой Тиндомэль сейчас соображал так же ясно, как соображают мухи по ранней весне. Эльф неверяще ощупывал труп разбойника, пытаясь понять, что сейчас произошло, почему умер этот... плохой человек. На душе Тина царила странная опустошенность, доселе ему не знакомая, но не пугающая. Потрясенный эльфийский лекарь замер над телом, ничего не видя и не слыша, а напротив него, за остывающей россыпью углей, замерла багровая тень с горящими желтыми глазами…

Отредактировано Тиндомэль (13-03-2012 20:31:42)

Тин коснулся артерии на шее разбойника, затем под правой ключицей. Результат был очевиден заранее: полный ноль, пульса не было. Без тени привычного смущения эльф слегка сдавил глаз человека с двух сторон. Зрачок плавно принял вертикальный вид, как у кошки. Окончательная смерть. Но как это произошло? Если не рана, то может болезнь унесла его жизнь? Губы Тиндомэля беззвучно шевелились в такт внутренней полемике, где он с одной стороны выдвигал предположения, с другой сам же их критиковал. Происходящее вокруг Тин даже не замечал, но в его внутренний спор вдруг прорвалось нечто чужеродное:
-   … испугаться положено! Или жизнью ты вообще не дорожишь?
Эльф спохватился и вздрогнул. Хорошо так вздрогнул, несколько раз подряд даже.
- Я… - промямлил Тин, - я дорожу жизнью, пытаюсь ее спасти, но мне не хватает умения убедить и других в ее ценности… 
И тут Тиндомэль понял, что уже говорит вслух, притом не с собой. Тин поморщился и поднял голову… оказавшись буквально нос к носу с огромным волком, сидящим от него на расстоянии вытянутой руки. Больше удивленный, чем напуганный, эльф тихо прошептал заговор от волка на эльфийском языке. Ничего не произошло, волк все так же взирал на целителя с немым укором. Лицо юного эльфа вытянулось от недоумения, он торопливо повторил слова заклинания. И снова тот же результат. Внутренний голос в очередной раз скупо и занудно прошепелявил, что происходящее ему снится. В свете бредовых событий вечера, лекаря посетило не менее бредовое предположение, объясняющее происхоящее.
- Ты дух леса? Я… просто эльф Тиндомэль, целитель из Ясеневого Града. Тот человек, что сейчас бредит, - Тин указал рукой на пьянчугу, блаженно храпящего под лапой волка, - он тоже поражен твоим проклятием? Тем, которое убило главного в их отряде?
Эльф неохотно посмотрел на замершее в его ногах тело. Больше всго на свете ему сейчас хотелось услышать, что эта смерть наступила не по его вине...

Отредактировано Тиндомэль (15-03-2012 22:06:32)

Тиндомэль снова присел на землю в шаге от трупа, с силой провел по лицу ладонями. Это смерть от испуга, ее отвратить было нельзя… Стоп! Зато я сам смерти-то избежал, притом только благодаря вмешательству волка!
Эльф сконфузился, приложил руку к сердцу и церемонно, насколько позволяло сидячее сконфуженное положение, отвесил поклон «лесному духу»:
- Благодарю тебя, без твоего вмешательства они бы убили меня. Я не подумал, то кто-то может так отравить себя вином… пытался спасти ему жизнь.
Тин перевел взгляд на останки пиршества и почетных гостей, обычно удивленно – печальное лицо юного эльфа вдруг стало непривычно собранным, синие глаза стали холодными, как лед.
- Наверное, я вместе с жизнью и исцелением просто опоздал на этот праздник. Смерть и безумие пришли сюда раньше. Что же, жизнь скромна и никому себя не навязывает. Сейчас она тоже прошла мимо этих … людей.
Тин нахмурился, быстро снял сумку с плеч и поставил пред собой. Нашарив пару сухих сучьев, эльф побросал их в почти угасший костер. Оранжевые всполохи на темных колоннах деревьев оживились, стали ярче. Вскоре костер уже светил и грел как раньше, а эльф сосредоточенно листал страницы своего увесистого тома. Остановившись где-то на середине, Тиндомэль выудил перо-закладку и быстро дописал несколько новых строк. Присутствие волка Тина совершенно не пугало и не смущало, он делал записи столь же невозмутимо и отрешенно, словно по-прежнему сидел за своим письменным столом в Ясеневом Граде. И вот, только завершив свой благородный труд, эльф спрятал том в сумку, скорбное выражение писаря покинуло его лицо, сменившись детским восторженным любопытством:
- А что ты за дух? В чем состоят твои труды и стремления?

Отредактировано Тиндомэль (18-03-2012 00:02:05)

Эльф слушал спасителя, как подобает благородному, благодарному и прочие бла-бла-бла эльфу – то есть очень внимательно и преданно глядя ему прямо в… хвост. То, что заколдованный рыцарь нарушает этикет таким странным образом, Тину показалось наименее удивительным из всего прочего в его персоне. Тиндомэль по короткому повествованию рыцаря догадался, что тот, соблюдая данные обеты, просто не может посвятить случайного встречного в подробности своей тайны, покрытой мраком и мехом.
А быть может, он просто не может разговаривать с существом, не имеющим столь же высокой цели?
Тин как раз набрал воздуха в грудь, чтобы вот прямо здесь и сейчас рассказать о данной им клятве и своем высоком предназначении, но видно, судьба хранила несчастного заколдованного рыцаря: в нос эльфу ударил запах копченой солонины. Тиндомэль вдруг понял, что не только смертельно устал, но и страшно голоден. Вместо вдохновенного повествования, эльф сглотнул слюну и как-то неприлично поспешно выпалил:
- Благородный сэр, не откажетесь ли разделить со мной трапезу? – и не дождавшись ответа, видимо предполагая, что не откажется, эльф пересел ближе, и, чуть ли не из под лапы волка, выдернул из мешка одуряющее пахнущий шмат солонины… Первая треть солонины исчезла под мучительные размышления, не сочтет ли сэр рыцарь его манеры чересчур вольными, вторая с надеждой, что тот войдет в его отчаянное положение и учтет те обстоятельства, которые… как-то тяжело вспоминаются… Третью и последнюю часть Тин дожевывал в странной отрешенности и благодушной уверенности, что все будет хорошо… На волка, что лежал рядом, осоловелый Тиндомэль уже взирал как на закадычного приятеля… если бы представить, что таковые у эльфа когда-нибудь были.

Постепенно Тин ощутил, как мысли и чувства снова сползлись воедино. Теперь все было так, как ожидалось – заколдованные рыцари, клятвы, приключения…
А ведь я только день, как в пути! Что же будет дальше? Может и осуществление моей мечты не за горами? Впрочем, размышления о будущем давались эльфу все тяжелее. Мысли пробивались в сознание как звуки через толстое одеяло, да еще ноги и нос как-то незаметно успели замерзнуть…
Ничего, нужно просто укрыться шкурой – раз уж она рядом лежит…
Тиндомэль вяло протянул руку и, стащив шкуру с храпящего пьяньчуги, постарался поплотнее закутаться в нее. Бывший хозяин никак не отреагировал на ограбление – либо был не в состоянии, либо природа одарила его добрым сердцем…
- Благородный рыцарь... Мы с вами могли бы путешествовать вместе, ваши труды бы дополнялись моей скромной помощью.
Эльф постарался принять внушительный вид, копируя манеру своих учителей. Но подступающий сон упрямо давил все все усилия Тиндомэля. Сначала пали мысли о необычности и курьезности ситуации, затем позорно бежали все мысли о высоких мотивах и сильных характерах… До последнего держала оборону идея путешествовать вместе, Тин даже успел промямлить в полусне:
- В Стаффмие… куда я иду… с ваф могли бы снят поклятие… - после чего его сознание  подписало капитуляцию, а эльф рухнул на землю возле костра.  Закутываться в шкуру, впрочем, он не перестал, как не перестал вести во сне занимательный разговор с рыцарем-волком, который, то восседал на белом коне, то в латном доспехе  Трокста убивал дарканом  бородатых оборванцев… при этом естественно, не забывая наставлять их на путь истинный. А потом он был серьезно ранен в хвост, но Тиндомэль, великий лекарь, конечно же вылечил его…

Отредактировано Тиндомэль (01-04-2012 00:43:36)